Поэма А. Блока "Двенадцать" - известное произведение, перечитанное не раз и изученное до последней самой маленькой детальки. Но удивительно, процессы, происходящие в обществе, пробуждают наши умы и сердца, что порождает ж лание взглянуть на многие явления с самой неожиданной стороны. Вот так и с поэмой "Двенадцать", которую захотелось прочитать в контексте нового времени.

Поэму "Двенадцать" Блок начал писать 8 января 1918 г., а поставил завершающую точку 29 января, сделав в дневнике волнующую запись: "Сегодня я - гений".

Время рождения поэмы было наполнено чрезвычайными событиями: в эти дни решалась судьба России, судьба Октябрьского переворота.

На страну, измученную войной, разрухой, голодом, изменой, надвинулась новая страшная угроза. Газетные листы дышали раскаленной атмосферой тех дней. Поэма "Двенадцать" была опубликована 18 февраля в газете "Знамя труда".

Для поэмы наступило бессмертие. Блок сказал, что "Двенадцать" останутся лучшим из всего, что он написал, потому что, создавая поэму, он всецело жил современностью. Никогда еще душа поэта не была столь восприимчива к бурям и грозам истории. Недаром в статье "Революция и интеллигенция" Блок призывал: "Слушайте революцию!".

Снежная вьюга в поэме "Двенадцать" - это образ "исторической погоды". Мотивы ночной метели, порывистого ветра проходят в поэме подобно основной теме в симфонии. При этом они приобретают различный смысл применительно к разным персонажам поэмы. Разбушевавшаяся стихия всегда играла в поэзии Блока громадную роль. Ветер, буря, метель, гроза...

Для старого мира злой и веселый ветер - сила враждебная. Он безжалостно валит с ног, загоняет в сугробы, выметает как ненужный сор.

Ветер хлесткий!

Не отстает и мороз!

И буржуй на перекрестке

В воротник упрятал нос.

Но вот заходит речь о двенадцати героях, и разительно меняется интонация стиха.

Гуляет ветер, порхает снег.

Идут двенадцать человек.

Двенадцать (символ двенадцати апостолов, впереди которых идет Христос) - это те, кто должен нести миру свободу, счастье и справедливость. А что несут двенадцать красногвардейцев Блока, идущие "без креста", "мерно... державным шагом", "держа винтовки", стреляя "в Святую Русь", раздувая "мировой пожар в крови", все вперед, вперед, за кровавым флагом?

Как стыкуются их идеалы с реальной, непридуманной действительностью? Жизнь, несмотря на революцию, продолжается: кто-то кого-то любит, кто-то кому-то изменяет. Человек даже в периоды глобальных социальных изменений остается человеком со всеми своими достоинствами и недостатками. Только двенадцати героям нет никакого дела до тех, кто путается у них под ногами, не понимая величия и ответственности исторического момента! Трагедия Катьки разыгрывается у них на глазах и вызывает только досаду: ведь еще "потяжеле будет бремя", так стоит ли Петрухе вести себя как "баба" из-за какой-то падшей женщины? Конечно, нет! Раз уж зпереди "мировой пожар", то Петруха головку вскидывает, он опять повеселел!.. "Открывайте погреба - гуляет нынче голытьба!"

Вам не страшно? Рушится старый мир, но что идет ему на смену? Мир еще большего насилия, бездушия, безнрав-ствия. Не в этом ли предостережение Блока, его провидение. Идут двенадцать человек, у них не прогулка, они идут бить, бить, бить. Но кого?

Я заметил, в поэме практически нет врагов. Подумайте, так ли уж опасен "пес голодный"? Да его не то что винтовкой - палкой оттолкнуть можно. А если попробовать накормить, приласкать, и он превратится в верную дворнягу. А может быть, враг - Катька, позволяющая себе в столь важный исторический момент сиюминутное развлечение? Я думаю, что нет. Да Блок и не настаивает на этом. Он просто призывает к бдительности. Притом призывает всех: и Катьку, и Петруху, и двенадцать.

Ветер гуляет, снег порхает, а этим двенадцати вьюга не страшна, не опасна. Они в ней, как в родной стихии, - и не скользят и не падают, а твердо идут к своей цели.

Стихия, в понимании Блока, есть начало и разрушительное, и созидательное. Цель революции Блок видел в том, чтобы "все стало новым". Революция - это лаборатория новых форм жизни, ее делают парни из городских низов, вступившие в Красную гвардию.

Как пошли наши ребята

В Красной гвардии служить -

В Красной гвардии служить -

Буйну голову сложить.

На протяжении всей поэмы прослеживается противоречие, свойственное мировоззрению самого Блока. Это и неприятие старого, и неприятие нового, потому что оно антигуманно. Ведь бесчеловечность проявляется не только по отношению к Катьке, но и в оправдании красногвардейцами бессмысленного жестокого преступления. В их душах все смешалось - и забубённая удаль, и чувство просыпающегося долга.

Блок вместе с тем идеализировал своих героев революции, доказывая, что у каждого красногвардейца он видит ангельские крылья за плечами.

И по-прежнему возникает вопрос: какое отношение к содержанию поэмы имеет Иисус Христос? Этот вопрос вызвал много споров. Я пересмотрел Евангелие, известные произведения живописи и убедился, что Иисус Христос везде предстает перед нами в терновом венце, а у Блока Христос "в белом венчике из роз". Что это - игра слов? Не думаю. Поэт бережно обращался с каждым словом. Мне кажется, что блоковский образ Христа, хоть и "за вьюгой невидим", все же грядет, потому что он является не чем иным, как олицетворением мечты о действительно справедливом обществе. Вот почему Христос Блока и "от пули невредим" - мечту нельзя убить, и "в белом венчике из роз".

Еще десятилетия будут спорить о роли Октября в истории России, о роли революции в истории человечества вообще. Александр Блок, "человек бесстрашной искренности" (М. Горький), дает нам ключ к пониманию этой сложнейшей проблемы.

Фрейдлин С.Я.

Блок променял объятья
Незнакомки на дровяной паек
К.И. Чуковский.

Двенадцать – вещь пронзительная, кажется, единственная значительная из тех, что появились в области поэзии за революцию.
С.Н. Булгаков.

Вашему вниманию представлены в основном мнения современников А. Блока о поэме (в особенности о фигуре Христа в финале), в частности, представителей русской православной церкви. Некоторые считают, что до конца христианский финал поэмы не будет разгадан.

Поэма “Двенадцать” написана Блоком в январе 1918 года, почти через год после Февральской революции и всего через два месяца после Октябрьской революции.

Поэма была создана за двадцать дней (8-28 января 1918), по собственному признанию поэта, написана “в порыве вдохновения, гармонически цельно, в согласии со стихией”.
Действие поэмы происходит на улицах революционного Петрограда в первые дни января 1918 года.

Закончив поэму вчерне, непосредственно после легендарной финальной фразы "…в белом венчике из роз, впереди Исус Христос…", Блок оставляет запись в своей записной книжке 1918 года, полностью посвященной периоду создания поэмы “Двенадцать”: Страшный шум, возрастающий во мне и вокруг. Сегодня я - гений".

- “Двенадцать” - какие бы они ни были - это лучшее, что я написал. Потому что я тогда жил современностью…- А. Блок. “Поздние стихи”.

Появление поэмы вызвало бурю разноречивых толкований: одни восприняли ее как воспевание революции, другие сочли пародией на большевиков.

По утверждению В. Маяковского, одни прочли в этой поэме сатиру на революцию, другие – славу ей.

Из современников Блока ее не приняли: 3. Н. Гиппиус, Д. С. Мережковский, Н. С. Гумилев, И. А. Бунин, Вяч. Иванов и другие.

Среди встретивших "Двенадцать" в штыки оказались В. Пяст и А. Ахматова, Ф. Сологуб, которые отказались участвовать в вечере кружка поэтов "Арзамас" только потому, что в программе намечалось чтение поэмы "Двенадцать".

С восторгом приняли поэму Андрей Белый, В. Э. Мейерхольд, С. А. Есенин,
А. В. Луначарский и другие.

М. А. Волошин, С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев, П. Б. Струве, М. А. Кузмин,
О. Э. Мандельштам и многие другие отмечали противоречивость произведения.

Блок очень переживал, что его поэму восприняли как политическую агитку. Через два года после создания поэмы он писал: “Оттого я и не отрекаюсь от написанного тогда, что оно было писано в согласии со стихией: например, во время и после окончания “Двенадцати” я несколько дней ощущал физически, слухом, большой шум вокруг - шум слитный (вероятно, шум от крушения старого мира). …те, кто видит в поэме политические стихи, или очень слепы к искусству, или сидят по уши в политической грязи, или одержимы большой злобой - будь они друзья или враги моей поэмы”.

З. Гиппиус:
В его (Блока) квартиру на Офицерской улице подселили революционного матроса, который по ночам горланил, водил девок и играл на гармошке.
Зинаида Гиппиус, узнав об этом, заметила: "Блок страдает, к нему подселили одного матроса... жалко, что не двенадцать..."

Некоторые известные писатели не подавали поэту руки.
Однажды, незадолго до смерти, Блок встретил Гиппиус в трамвае.
- Зинаида Николаевна, вы мне подадите руку? - спросил Блок.
Гиппиус увидела больные печальные глаза.
- Общественно нет, человечески - да! - и Гиппиус протянула ему руку, которую Блок пожал.

А.М. Горький называл поэму “Двенадцать” одним из выразительных примеров подлинно революционно-романтической литературы, которая “верует в завтрашний день”, в которой “сквозит сияние будущего”.
”
В.Г. Короленко считал, что “Христос говорит о большевистских симпатиях автора”.

О.Мандельштам назвал поэму ”монументальной драматической частушкой”, которая “бессмертна, как фольклор”.

В статье “Умер Александр Блок” Маяковский пишет: “А.А. Блок честно и восторженно подошел к нашей революции в своей знаменитой поэме “Двенадцать”.

А.В. Луначарский: «…в поэме “Двенадцать” Блок хотел дать точное изображение подлинно революционной силы, бесстрашно указать на ее буйные, почти преступные, силы и вместе с тем благословить самым большим благословением, на которое он только был способен”.

М.А. Волошин: “Поэма “Двенадцать” является одним из прекрасных художественных творений революционной действительности. Не изменяя ни самому себе, ни своим приемам, ни формам, Блок написал глубоко реальную и – что удивительно - лирически объективную вещь. Этот Блок, уступивший свой голос большевикам – красногвардейцам, остается подлинным Блоком “Прекрасной Дамы” и “Снежной маски”.

“…вслед за поучительными статьями о музыке революции Блок пишет “Двенадцать”. Идут убийцы и громилы, люди все знакомые – воротник рубахи отвернут, красная звезда, торчит невинно кончик Нагана. Идут, но стиль! стиль! – и впереди их один в особой форме, в белом венчике из роз; это Исус (через И) Христос. Идут, поют о вещах, тоже хорошо известных - кто кого прирезал, но музыка! музыка! – и они поют еще: “мировой пожар в крови, Господи, благослови!” А все – и пожар, и Христос “очень народно”, на манер частушек.
И.Эренбург, 1918 г.

“Необычайное явление - Блок, тихий поэт “лиры”, пишет громкую, кричащую и гудящую поэму “Двенадцать”, в которой учится у Маяковского. Это трагично, это почти вызывает слезы. Говорят, что эта поэма хороша. Я не знаю - я вижу, что Блок распинает себя на кресте революции, и могу взирать на это только с ужасом благоговения”
Б.М. Эйхенбаум, 1918 г.

Г.Иванов утверждал: "За создание “Двенадцати” Блок расплатился жизнью. Это не красивая фраза, а правда. Блок понял ошибку “Двенадцати” и ужаснулся её непоправимости. Как внезапно очнувшийся лунатик, он упал с высоты и разбился. В точном смысле слова он умер от “Двенадцати”, как другие умирают от воспаления лёгких или разрыва сердца".

Увлекшись Катькой, Блок совсем забыл свой первоначальный замысел “пальнуть в Святую Русь” и “пальнул” в Катьку, так что история с ней, с Ванькой, с лихачами оказалась главным содержанием “Двенадцати”. Блок опомнился только под конец своей “поэмы” и, чтобы поправиться, понёс что попало: тут опять “державный шаг” и какой-то голодный пёс - опять пёс! - и патологическое кощунство: какой-то сладкий Иисусик, пляшущий (с кровавым флагом, а вместе с тем в белом венчике из роз) впереди этих скотов, грабителей и убийц. Блок кричит: “Слушайте, слушайте музыку революции!” и сочиняет “Двенадцать”, он берет зимний вечер в Петербурге, теперь особенно страшном, где люди гибнут от холода, от голода, где нельзя выйти даже днем на улицу из боязни быть ограбленным и раздетым догола, и говорит: вот смотрите, что творится там сейчас пьяной, буйной солдатней, но ведь в конце концов все ея деянія святы разгульным разрушением прежней России и что впереди нея идет Сам Христос, что это Его апостолы. Ведь вот до сих пор спорим: впрямь его ярыги, убившие уличную девицу, суть апостолы или все-таки не совсем?
И. Бунин. Воспоминания.

Традиционная проблема, связанная с этой поэмой, - истолкование ее финала: явление Христа перед бредущим сквозь вьюгу отрядом красногвардейцев.

Сам Блок писал, что он “нехотя, скрепя сердце - должен был поставить Христа”. Художнику Ю.П. Анненкову, иллюстрировавшему “Двенадцать”, Блок так объяснил свое понимание образа Христа в финале: “Самое конкретное, что могу сказать о Христе, белое пятно впереди, белое, как снег, и оно маячит впереди, полумерещится - неотвязно; и там же бьется красный флаг. Христос с флагом – это ведь так и не так”.

К. Чуковский в статье "Александр Блок как человек и поэт" вспоминает эпизод: "Гумилев сказал, что конец поэмы "Двенадцать" (то место, где является Христос) кажется ему искусственно приклеенным, что внезапное появление Христа есть чисто литературный эффект. Блок слушал, как всегда, не меняя лица, но по окончании лекции сказал задумчиво и осторожно, словно к чему-то прислушиваясь: "Мне тоже не нравится конец "Двенадцати". Я хотел бы, чтобы этот конец был иной. Когда я кончил, я сам удивился: почему Христос? Но чем больше я вглядывался, тем яснее я видел Христа. И тогда же я записал у себя: к сожалению, Христос".
К. Чуковский свидетельствует, что Блок всегда говорил о своих стихах так, словно в них сказалась чья-то посторонняя воля, которой не мог не подчиняться, словно это были не просто стихи, но откровение свыше…

Прошло почти сто лет после написания поэмы, а литературоведы до сих пор рассматривают этот вопрос и выдвигают несколько догадок. Иисус возглавляет отряд красногвардейцев и ведет их в новый мир - преступники стали святыми. Другие исследователи считают, что это и есть апостолы, шествующие революционным шагом под предводительством Петра.

М. Волошин считал, что революционеры преследуют Христа ради его убийства, и он не спасает отряд, а пытается от него скрыться.| “Красный флаг в руках у Христа? В этом нет никакой кощунственной дву¬смыслицы. Кровавый флаг - это новый крест Христа, символ его теперешних распятий”.

В. Шкловский: "Двенадцать” - ироническая вещь. Она написана даже не частушечным стилем, она сделана “блатным” стилем. Блок пошёл от куплетистов и уличного говора. И, закончив вещь, приписал к ней Христа”.

И. Одоевцева вспоминала реакцию Николая Гумилева: “Блоку бы следовало написать теперь анти - “Двенадцать”. Многие все еще не могут простить ему его “Двенадцать”. И я их понимаю. Конечно – гениально. Спору нет. Но тем хуже, что гениально. Соблазн малым сим. Дьявольский соблазн”. Написав “Двенадцать”, (Блок) послужил “делу Антихриста” - вторично распял Христа и еще раз расстрелял Государя”.

М. Пришвин: “Наконец я понял, почему в “Двенадцати” впереди идет Христос, это он, только Блок, имел право так сказать: это он сам, Блок, принимал на себя весь грех дела и тем, сливаясь с Христом, мог послать Его впереди убийц: это есть Голгофа - стать впереди и принять их грех на себя. Только верно ли, что это Христос, а не сам Блок, в вихре чувств закруженный, взлетевший до Бога”.

Ю. Айхенвальд
Эта последняя (революция) к сюжету привлечена искусственно. В самом деле, разве то, что Петька, ревнуя к Ваньке, убил Катьку, - разве это не стоит совершенно особняком от социальной или хотя бы только политической революции? Изображенное Блоком событие могло бы произойти во всякую другую эпоху, и столкновение Петьки с Ванькой из-за Катьки по своей психологической сути ни революционно, ни контрреволюционно и в ткань новейшей истории своей кровавой нити не вплетает. так получилась политика. Сама по себе она у нашего поэта двойственна. С одной стороны, он как будто сокрушается, что у нас "свобода без креста"; он находит к лицу, или, лучше сказать, к спине своим двенадцати "бубновый туз"; он слышит на улице города, среди снежной вьюги, не покидающей Блока и здесь, слова женщин: "и у нас было собрание... вот в этом здании... обсудили... постановили... на время десять, на ночь - двадцать пять"; и много других штрихов заставляют думать, что писатель дал не столько поэму, сколько сатиру, - едкую сатиру на русскую революцию, на ее опошленные лозунги, на ее отношение к "буржуям", "попам", к "сознательным" и "бессознательным". С другой стороны, Блок серьезно, кажется, поступаясь художественностью, олицетворяет "старый мир" и говорил про него, будто он "стоит" позади "буржуя" "безмолвно как вопрос" (кстати: вопрос вовсе не безмолвен, - он. скорее, настойчив, шумлив, криклив, пока его не удовлетворят, пока на него не ответят), - да, так "старый мир" стоит, "как пес безродный, поджавши хвост" (кстати: "старый мир" меньше всего можно сравнить с "безродным" существом; он именно родовит, он стар, и как раз в том его сила, что за ним длинный ряд поколений, внушительная галерея предков). И самое название "Двенадцать", а не хотя бы "Тринадцать" (эта дюжина была бы здесь уместнее, чем обыкновенная) и не какое-нибудь другое число символически намекает, что поэт имеет в виду некий священный прецедент: хотя все двенадцать идут вдаль "без имени святого", у нас невольно, вернее - по воле автора, возникает воспоминание о двенадцати апостолах. И что такое сближение не является произвольной выходкой со стороны кощунствующего читателя, а предположено самим писателем, - это видно из неожиданного финала поэмы:

Так идут державным шагом -
Позади голодный пес,
Впереди - с кровавым флагом,
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим,
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз -
Впереди - Исус Христос.

Этого уже за иронию никак нельзя принять. Помимо тона, заключительный аккорд поэмы, Христос с красным флагом, с кровавым флагом, должен еще и потому приниматься нами не как насмешка, а всерьез, что здесь слышатся давно знакомые и заветные лирические ноты Александра Блока - нежный жемчуг снега, снежная белая вьюга, дыхание небесной божественности среди земной метели. Двенадцать героев поэмы, собранные в одну грабительскую шайку, нарисованы, как темные и пьяные дикари, - что же общего между ними и двенадцатью из Евангелия? И пристало ли им быть крестоносцами (впрочем, они - без креста...) в борьбе за новый мир? Так не сумел Блок убедить своих читателей, что во главе двенадцати, предводителем красногвардейцев, оказывается Христос с красным флагом. Имя Христа произнесено всуе.

Наиболее радикально к поэме были настроены сторонники русской православной мысли. Вот мнение некоторых из них.
О бесовской природе красногвардейского дозора и их предводителя сказал о. Павел Флоренский, основываясь на богословско-литургическом анализе:
"Поэма “Двенадцать” - предел и завершение блоковского демонизма. Пародийный характер поэмы непосредственно очевиден: тут борьба с Церковью символизируется числом 12. Двенадцать красноармейцев, предводителем которых становится "Исус Христос", пародируют апостолов даже именами: Ванька - "ученик, его же любляше", Андрюха - Первозванного и Петруха - Первоверховного. Поставлены под знак отрицания священник ("а вон и долгополый") и иконостас ("от чего тебя упас золотой иконостас"), то есть тот и то, без кого и чего не может быть совершена литургия”.

П. Флоренский считал, что Блок свернул на путь подмены “идеала мадонны” идеалом “содомским”.
Он обратил внимание на изменения в имени Иисус - у Блока он "Исус",. Отряд возглавляет антихрист, который также всемогущ, неуязвим "и за вьюгой невидим". Поэтому в конце поэмы не образ Христа, а образ Антихриста. Доказательство - пурга, разгул стихии в поэме.

Товарищ, винтовку держи, не трусь!
Пальнём-ка пулей в Святую Русь -
В кондовую,
В избяную.
В толстозадую!
Эх, эх, без креста!

Об этих строках И.А. Ильин писал:
"Вспоминаю я невольно тот тягостный и постыдный день, когда в русской литературе были сказаны о Православной Руси… окаянные, каторжные слова".
“Обращение двенадцати "Господи, благослови!” - бессознательное стремление грешников "ходатайствовать за себя” перед Христом. "Молитва есть зов о помощи, - пишет И. Ильин, - направленный к Тому, Кто зовёт меня к себе через моё страдание... Страдание пробуждает дух человека, ведёт его, образует и оформляет, очищает и облагораживает, оно как "посещение Божие”... "ибо в последнем и глубочайшем измерении страдает в нас, с нами и о нас само Божественное начало”.

М. Дунаев «Вера в горниле Сомнений».
Грязная история об убийстве проститутки Катьки ревнивым ухажёром Петькой, одним из “двенадцати”, ведь специально введена в общую стихию. Для чего? Чтобы музыка могла помириться с миром?
Вся эта стихия стянута стержневым образом:
Гуляет ветер, порхает снег.
Идут двенадцать человек.

Кто они?
…И идут без имени святого
Все двенадцать - вдаль.
Ко всему готовы,
Ничего не жаль…

Но впереди их - Христос. И эти двенадцать - апостолы? И Христос идёт не с Крестом, а с "кровавым флагом". А у них - "винтовочки стальные". И ведь винтовочки эти - стреляли в Христа (да Он - "от пули невредим"). Тут слишком много непрояснённого.
В поэме… отчётливо и не обинуясь говорят черти:

Эх, эх, поблуди!
Сердце ёкнуло в груди!
Эх, эх, освежи,
Спать с собой положи!
Эх, эх, согреши!
Будет легче для души!
Запирайте етажи,
Нынче будут грабежи!

Это только перевод на смердяковский язык ивано-карамазовского "всё позволено". …Характер прелестного видения, пародийность лика, являющегося в конце поэмы “Исуса” (отметим разрушение спасительного имени) предельно убедительно доказывает состояние страха, тоски и беспричинной тревоги “удостоившихся” такого видения. Этот "Исус Христос" появляется, как разрешение чудовищного страха, нарастание которого выражено девятикратным окриком на призрак и выстрелами, встреченными долгим смехом вьюги. Страх, тоска и тревога - существенный признак бесовидения, указываемый святоотеческой литературой.

Блок не мог этого не чувствовать. Не оттого ли он на вопрос о Христе в поэме ответил однажды: "У меня Христос компилятивный". Компиляция - из тьмы и света?…

“В “Двенадцати” Блок с небывалой у него до того силой пронзил ясновидящим взором грядущее. Теперь, - четыре года революции минуло, - вся она со всеми сумасшедшими мечтами, со всем буйством, ужасом и кровью лежит раздавленная и издыхающая, и вся она, как в дивном кристалле, включена в поэме “Двенадцать”. Поэт, всю свою жизнь певший нам о нисхождении во тьму, о тоске и безнадежности русской, грешной ночи, - объявил, наконец, весть, радостней которой не было: Россия будет спасена; двенадцать разбойников, не ведавших, что творили, будут прощены. Пронзительным взором он проник в бездну тьмы и там увидел не дьявола, но Христа, ведущего через мучительство разбойников ту, у которой плат окровавленный опущен на глаза. Так любить, как возлюбил Россию Блок, мог бы только ангел, павший на землю, сердцу которого было слишком тяжело от
А. Толстой.

Поэма осталась неразгаданной и такой останется всегда, порождая у читателя новые интерпретации.

И, может быть, отсутствие однозначного ответа и есть тайна “Двенадцати’’.

Драматическая поэма «Двенадцать» была создана после долгих размышлений поэта о судьбах Родины, отразившихся во всем его творчестве, пронизанном ощущением неминуемой катастрофы. В поэме четко ощущаются два плана: один - конкретный, реальный, вытекающий из непосредственной сути изображенных событий, другой - скрытый, условно-символический, вытекающий из общего восприятия революции как «мирового пожара». К. Чуковский в статье «Александр Блок как человек и поэт» вспоминает интересный эпизод: «Гумилев сказал, что конец поэмы «Двенадцать» (то место, где является Христос) кажется ему искусственно приклеенным, что внезапное появление Христа есть чисто литературный эффект. Блок слушал, как всегда, не меняя лица, но по окончании лекции сказал задумчиво и осторожно, словно к чему-то прислушиваясь: - Мне тоже не нравится конец «Двенадцати». Я хотел бы, чтобы этот конец был иной. Когда я кончил, я сам удивился: почему Христос? Но чем больше я вглядывался, тем яснее я видел Христа. И тогда же я записал у себя: к сожалению, Христос». Блок мысленно сопровождает своих героев, вместе с ними проделывая их нелегкий путь. Его рассказчик «влит» в повествование, его голос - такое же выражение эпохи, как и остальные равноправные голоса поэмы. Многоголосие «Двенадцати» - это воспроизведение многоголосия «переворотившейся» эпохи. Контрастность и пестрота поэмы отражают социальную контрастность эпохи. Позиция автора проявляется не в отдельных репликах или призывах, а в построении общей «судьбы» двенадцати, в характере того пути, который проделывают они на страницах поэмы. Начало поэмы вводит читателя в обстановку Петербурга конца 17-го года. Приметы бурной революционной эпохи воплотились в таких выразительных деталях, как огромный плакат «Вся власть Учредительному Собранию!», оплакивающая Россию «барыня в каракуле», злобно шипящий «писатель, вития», отдельные, отрывочные реплики, как бы доносящиеся до читателя. С первых строк второй главки перед нами возникает слитный образ: Гуляет ветер, порхает снег,/Идут двенадцать человек. Единый образ двенадцати освещается автором с разных сторон. Герои - представители низов общества, тот городской слой, который сосредоточил в себе огромный запас ненависти к «верхам». «Святая злоба» владеет ими, становясь чувством высоким и значительным. Решая для себя проблему революции, Блок в то же время как бы напоминает героям об их высокой миссии, о том, что они провозвестники нового мира. Так логически подготавливается финал поэмы. Ведь Блок не просто ведет красногвардейцев-апостолов через двенадцать глав из старого мира к новому, он еще показывает процесс их преображения. Среди двенадцати только Петруха назван по имени, остальные одиннадцать даны в виде нерасчленимого образа массы. Это одновременно и апостолы революции, и широкое символическое воплощение низов общества. Какова же цель этого движения? Каков исход? Главный вопрос поэмы: «Что впереди?» - для Блока был ясен, он внутренним взором увидел, кто идет впереди банды красноармейцев. ...Так идут державным шагом - Позади - голодный пес, Впереди - с кровавым флагом, И за вьюгой невидим, И от пули невредим Нежной поступью надвьюжной, Снежной поступью жемчужной, В белом венчике из роз - Впереди - Иисус Христос. Из хаоса рождается гармония. Этот образ Христа - антитеза псу-волку как символу зла и старого мира, образ, воплотивший в себе идеал добра и справедливости. Христос как бы приподнят над бытом и над событиями. Он - воплощение гармонии и простоты, о которой подсознательно тоскуют герои Блока. В финале поэмы все укрупнено, имеет откровенно условный характер. Это и слитный образ двенадцати, и возникающие вновь образы буржуя и голодного пса, и венчающий поэму образ Христа. Здесь нет имен, все реплики состоят из самых общих слов или риторических вопросов. Призрачность идущего во главе двенадцати апостолов Христа диссоциирует с державным шагом революции. В разные годы литературоведы трактовали смысл поэмы с диаметрально противоположных точек зрения - от приветствия новой революционной России, «идущей державным шагом», до полного отрицания революции как бунта кучки головорезов. Я думаю, что именно М. Волошин наиболее точно определил основную мысль поэмы: «Идут без имени святого все двенадцать вдаль». И их незримый враг вовсе не «нищий» пес голодный (символ старого мира), ковыляющий позади. - Отвяжись ты, шелудивый, Я штыком пощекочу! Старый мир, как пес паршивый, Провались - поколочу! Как видим, от голодного пса старого мира - красногвардейцы только отмахиваются. Их беспокойство и тревога вызваны кем-то другим, кто все мелькает впереди, прячется и машет красным флагом. - Кто там машет красным флагом? - Приглядись-ка, эка тьма! - Кто там ходит беглым шагом, Хоронясь за все дома? Духовно слепым «двенадцати» не дано видеть Христа, для них он незрим. Эти апостолы нового мира только смутно чувствуют его присутствие. Их отношение к Христу трагически двойственно: они окликают его дружеским словом «товарищ», но вместе с тем стреляют в него. Но Христа нельзя убить, как нельзя убить в себе совесть, любовь, жалость. Пока живы эти чувства, жив и человек. Несмотря на кровь, грязь, преступления, все то «черное», что несет с собой революция, есть в ней и «белая» правда, мечта о свободной и счастливой жизни, ради которой ее апостолы и убивают, и умирают. Значит, Христос, призрачно возникший в финале поэмы, является у Блока символом духовно-нравственного идеала человечества. Поэт сумел уловить зарождение опасной тенденции подавления ради идеи всего личного, которая впоследствии приведет к нравственной деформации общества. Идейный смысл поэмы не исчерпывается художественным изображением конфликта старого и нового миров. Для этого было бы достаточно образов буржуя и голодного пса. Конфликт поэмы скрыт глубже - в душе бандитов-красногвардейцев, идущих «без имени святого», которым «ничего не надо, ничего не жаль». Будучи призваны следить за порядком, они готовы стрелять в любого, не глядя, не раздумывая, ожидая, что «вот проснется лютый враг». Мысли и чувства солдат противоречивы, но их действия носят глобальный, необратимый характер: Мы на горе всем буржуям/Мировой пожар раздуем, Мировой пожар в крови -/Господи, благослови!

«Сегодня я – гений» – такую запись сделал А. Блок, когда родилась его поэма «Двенадцать». Поэт давно уже высказал убеждение, что «гений прежде всего – народен». Создав «Двенадцать», он почувствовал, что написал нечто от лица народа, во имя народа и для народа. Поэма «Двенадцать» – одно из самых неоднозначных произведений Блока. Ничего подобного в русской поэзии еще не бывало. Не только своим содержанием, но и самой формой поэма одних восхитила, других шокировала. В «Двенадцати» воплотилось во всей полноте блоковское восприятие и понимание Октябрьской революции. Хотя считать «Двенадцать» всецело революционной поэмой, наверное, нельзя. Все гораздо сложнее. А Блок явно ощущал, что «стихия», не одухотворенная великой гуманистической идеей, неизбежно выродится в пушкинский бунт – «бессмысленный и беспощадный». Наверное, об этом Блок и написал свою поэму «Двенадцать», ставшую не только самым знаменитым, но и самым загадочным творением поэта.
Пожалуй, никогда до конца не будет разгадан христианский финал поэмы. В двенадцатой, заключительной, главе буйная вольница превращается в организованную революционную волю:
... Вдаль идут державным шагом...
А впереди этого шествия – Иисус Христос «в белом венчике из роз». Вечным вопросом останется образ Христа, замыкающий поэму. Сам поэт объяснял этот образ тем, что во время прогулки в метельную ночь ему привиделось нечто летящее над заснеженными улицами города. И он поверил, что видение это было страдающим богом. Хотя финал «Двенадцати» внушал серьезные сомнения самому Блоку. Поэт хотел, чтобы впереди красногвардейцев шел кто-то «Другой», но не нашел никакого другого образа. Однако нельзя не признать, что Христос во главе большевиков-атеистов – сцена кощунственная для каждого верующего и одновременно неубедительная для явных сторонников революции.
Свою разгадку еще в двадцатые годы прошлого столетия предложил поэт М. Волошин: красногвардейцы преследуют Христа, распинают его. Однако в самой поэме мы видим опровержение этой мысли: Христос с флагом – это знаменосец отряда, а не убегающая от преследователей жертва. С одной стороны, красногвардейцы явно хотели бы освободиться от Христа как от символа старой веры. «Свобода, свобода, эх, эх, без креста», – говорит автор, подчеркивая смысл их новой веры. А ведь без креста – это значит без Христа. С другой стороны, избавления не получается. Зависимость их от прежней веры очевидна: не даром они все время проговариваются. Даже подбадривая себя мечтами о мировой революции, красногвардейцы обращаются за поддержкой к Богу.
И все же нельзя не признать, что с трудом поддается объяснению этот кровавый флаг в руках Христа. Что это: благословение или страшное прорицание? Белые ряды и этот флаг почти невозможно совместить. Каким образом смыкает их Блок в метельной круговерти октябрьской ночи?. Может быть, отсутствие однозначного ответа и есть тайна «Двенадцати»? Тайна самой революции... За Христом идут, стреляя в него. Но если идущие следом видят только флаг, полыхающий на ветру, то поэт сквозь тьму и вьюгу – еще и разы. Может быть стреляют не только в Христа, но и в самого Поэта, а в общем, в свое будущее. Блок предчувствовал это.Нам тоже невольно становится холодно и жутко, когда мы читаем:
Только вьюга долгим смехом
Заливается в снегах...
Казалось бы, поэт изображает страшную в своей безысходности картину:
... Так идут державным шагом –
Позади – голодный пес,
Впереди – с кровавым флагом...
Можно взять эти начальные строки последней строфы поэмы и присмотреться к ним внимательнее. По сути, их можно истолковать так: молодую республику в образе голодного пса неотступно преследует «старый мир», а впереди – пока не важно кто, но с флагом, превратившимся почему-то из «красного» в «кровавый». Не следует ли из этого, что будущее не менее трагично, чем прошлое?
Однако, вопреки этому предположению, нельзя не отметить, что самыми пленяющими и наш слух и наше воображение стали идущие далее строчки:
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной...
Столь удивительные финальные строки, которые можно принять за робкие ростки надежды на лучшее, отчасти приглушают трагическое звучание поэмы в целом. Да, поистине неразгаданной тайной останется этот финал блоковского творения.
Когда-то сам поэт сказал, что поэма «Двенадцать» останется лучшей из всего, что он написал, потому что, создавая ее, он всецело жил современностью. Живя современностью, Блок с величайшей свободой и неслыханной смелостью создал самое современное и совершенно оригинальное произведение. Поистине А. Блоку выпала необыкновенная участь – почувствовать себя гением и отдать миру лучшее, на что ты оказался способен, в такую единственную и неповторимую минуту истории. А нам остается ждать рождения новых гипотез, способных разгадать пока еще не разгаданный финал поэмы «Двенадцать».

Загадка финала поэмы «Двенадцать»

Поэма «Двенадцать» написана Блоком в 1918 г., когда гран­диозные события революции были еще днем сегодняшним. Про­изведение стало одним из первых литературных откликов на очень противоречивый, переломный исторический момент. Зако­номерно поэтому, что оценки блоковской книги современниками были подчас диаметрально противоположными. Ее считали «своей» как сторонники, так и противники революции. Вызвал к жизни острую полемику образ Иисуса Христа в финале «Двенад­цати». Трактовку этого образа можно считать ключом к разгадке всей сложной, новаторской в творчестве Блока поэмы.

Однако финал — это лишь часть целого, поэтому его осмыс­ление невозможно без анализа всего текста.

В основе композиции «Двенадцати» лежит антитеза, проти­вопоставление. Об этом заявляют первые же строки:

Черный вечер. Белый снег.

И сразу же становится очевидным вселенский масштаб раз­ворачивающихся событий:

Ветер, ветер На всем божьем свете!

Противопоставлены же друг другу образы нового и старого мира. Старый мир обрисован черным: «барышня в каракуле», «долгополый поп», «писатель-вития»… Самыми емкими образа­ми уходящего времени становятся мерзнущий «буржуй» и сле­дующий за ним по пятам «паршивый пес».

Новый мир представлен в образе коллективного героя по­эмы — двенадцати красногвардейцев, которые патрулируют го­род. Движение маленького отряда лежит в основе композиции произведения. Однако все эти люди проходят и внутренний путь духовного преображения.

Впервые они предстают перед нами в вихре пурги, стихии, которая будет сопровождать героев до конца поэмы. Сначала двенадцать выглядят зловещими каторжниками, анархистами без веры и совести:

В зубах цигарка,

Примят картуз.

На спину б надо Бубновый туз.

Свобода, свобода,

Эх, эх, без креста!

Но это скорее взгляд обывателя, чем авторская характерис­тика двенадцати. Позиция Блока иная. Он называет своих геро­ев «рабочим народом» и сознательно ставит в центр произведе­ния именно таких людей, наделенных многими противоречивы­ми качествами. Их поднял с самых низов вихрь истории, ведет вперед «черная злоба — святая злоба» к сытым. Всю тяжесть со­крушения старого мира двенадцать берут на себя:

И идут без имени святого Все двенадцать — вдаль.

Ко всему готовы,

Ничего не жаль.

Даже великий грех — убийство человека — воспринимается не просто как частная, конкретная история, а как возмездие «страшному миру», изуродовавшему человеческие судьбы и души, и бремя этой платы за искупление всех людских грехов герои берут на себя. В финале поэмы двенадцать — носители не только кровавого меча, но и великой исторической миссии. Не случайно изменение лексики и ритма произведения. Выкрики, частушки сменяются четким маршевым ритмом, вместо разго­ворных «Катька», «Ванька», «падаль» появляются слова высо­кого стиля:

В очи бьется Красный флаг.

Раздается Мерный шаг.

Символическим смыслом наполняется само слово «две­надцать». Это уже не просто число красногвардейцев в соста­ве патруля. Здесь использована библейская символика: две­надцать апостолов — ученики Христа, провозвестники новой веры, истины.

И глав в поэме тоже двенадцать. В последней, финальной главе, сведены воедино все образы и мотивы произведения. Ав­тор отвечает на вопрос, прозвучавший в начале произведения: что впереди? Красногвардейцы «вдаль идут державным шагом» как хозяева мира, творцы истории Вселенной. Рисуя неостано­вимое движение двенадцати, Блок создает историческую перс­пективу:

…Позади — голодный пес,

Впереди — с кровавым флагом,

И за вьюгой невидим,

И от пули невредим,

Нежной поступью надвьюжной,

Снежной россыпью жемчужной,

В белом венчике из роз —

Впереди — Исус Христос.

Только в конце поэмы, в заключительных строках, появ­ляется образ Христа. Мороз, ночь, разрозненные крики, зву­ки выстрелов, огни создают картину хаоса, некоего вселенского Апокалипсиса, а образ Иисуса, который находится «над» бушующим миром, несет с собой гармоник, чистоту. Христос не только «над» земным хаосом, он еще и «впере­ди» как путеводная звезда для тех, кто сметает старый мир и устремлен в будущее. Идеальный характер образа подчеркива­ет белый цвет, сопровождающий появление Христа и возни­кающий в разных вариациях («белый венчик из роз», снег, жемчуг). Закономерна и музыка, не какофония звуков, а гар­мония заключительных строк (сочетания нежн-, -вьюжн-, снежн-, -ужн-).

Такой финал поэмы стал для современников Блока и пос­ледующих поколений читателей подлинной загадкой. Одни считали, что речь идет о религиозном «освящении» револю­ции, другие видели в блоковских строках анафему ей. Некото­рые рассматривали поэму как путь к духовному возрождению человека, указанный Блоком в вихре времени, а для многих, в первую очередь для И. Бунина, все это было непроститель­ным богохульством (Христос впереди безбожников, с «крова­вым флагом», да и рифма дерзкая: пес- роз- Христос). М. Во­лошин даже считал, что двенадцать в поисках «незримого вра­га» стреляют в метель, а значит в того, кто «за вьюгой невидим» — в Христа. Многим финал поэмы представлялся на­думанным и служил подтверждением противоречивости взгля­дов поэта.

Даже сам Блок, как свидетельствуют его письма и днев­никовые записи, не мог рационально объяснить, «почему Христос?», но иного окончания поэмы он не видел. Именно Христос, «женственный призрак», соединил в себе наметив­шиеся еще в дореволюционном творчестве поэта воплощения идеала мировой гармонии (Мировой Души, Прекрасной Дамы, Вечной Женственности) с символикой стихии как природного начала бытия. В исторических испытаниях Рос­сии, в «столбах метели» на ее пути (пути кровавом, трагичес­ком) Блоку виделся незримый Христос, открывающийся лю­дям в суровых испытаниях и страданиях. В цвете «кровавого флага» есть и капелька крови Катьки, сгоряча загубленной Петрухой. Отсвет этой земной любви («запрокинулась лицом, зубки блещут жемчугом») блеснет и в «снежной россыпи жемчужной», сопровождающей явление Христа. Христос по­тому и «невидим», «и от пули невредим», что он не существо во плоти, а воплощение идеала, к которому идет через муки совести не понятый товарищами Петруха, к которому, сами не ведая того, движутся через тревоги, сомнения, кровь две­надцать героев поэмы, потому что их путь — это путь самой истории. Так поэт показал трагедийное преображение души, очищающейся через страдание в суровую и полную противо­речий революционную эпоху. Так он воплотил свою веру в справедливость возмездия «страшному миру» и надежду на грядущее счастье, свет, любовь.